О'ХАЙ!

 


 

Боровой Владимир.

 


 Осенние фото.

 

Чуть не написал: "Классическая любовная история, рассказанная мужчиной". Да, классическая, но только в том смысле, что встречается повсеместно, начиная от сайта "Он и Она" и кончая конкурсом АРТ-ЛИТО. Странно было бы, если бы такая "классическая" история здесь не появилась.

На уровне вагонного чтения вещь весьма удачная. Местами пробирает, за душу берет. Правдивая (или правдоподобная история) про несчастную любовь, каких миллионы, а значит она и про тебя, читатель. Душевные метания героя прописаны, как мне кажется, убедительно. Но в общем и целом рассказ исполнен далеко не классическим (теперь без кавычек) способом. Рассмотрим атрибуты любви. Ключевой является постельная сцена, акт.

В недавнем споре вокруг этой темы в произведениях Березина многое было сказано. Не стану повторяться, сконцентрируюсь на главном - сопоставлю два акта у двух разных авторов. См. сравнительную таблицу.

Преамбула.

Преамбула постельной сцены у Борового мало отличается от аналогичной у Березина. Внимание читателя должна привлечь мужская рука, ладонь, устремляющаяся куда-то вниз: "рука, еще раз стиснув грудь, устремляется ниже, пробегает по животу". "Осенние фото" на маленьком участке текста содержат аж два упоминания руки, а это излишне. Во всем надо знать меру.

Ласки.

Далее идут ласки, где внимание читателя должно зацепиться за слова, означающие поцелуи и сильное сжатие человеческой плоти: "захватить этот опрятный сосочек губами и вызвать легкий стон удовольствия из ее сладких уст, а потом снова вверх, заклеить рот поцелуем".

"Сюрприз".

На следующей фазе акта у Березина следует какой-либо "сюрприз". В "Эфтаназии" героиня неожиданно оказывается на момент соития девушкой (для героя это как гром среди ясного неба), а в "Купидоне" у главного действующего лица в самый решительный момент обостряется болезнь. В рассказе "Осенние фото" автор никакого сюрприза для нас не приготовил, а ведь именно в нем должна состоять кульминация постельной сцены. Жаль, рассказ потерял половину, того, что имел, а имел не так уж много.

"Разрядка напряженности".

"Разрядка напряженности" у Борового решена подобно тому, как это сделано у Березина, а именно, слышен крик, стон и все такое прочее: "Испустить хриплый звериный крик в момент, когда изливаешься в раскаленное и упругое лоно". Ключевыми тут обычно бывают слова: вопль, "пар из гудка вырвался наружу" и так далее.

Финиш.

"Вот, собственно говоря, и все", - подумал Боровой и совершенно напрасно так подумал. Если физиологически акт, может быть, и заканчивается выше означенными симптомами, то литературно там должен идти еще один немаловажный фрагмент. Согласитесь, мы же - не Шахиджаняны, чтобы описывать такие вещи с точки зрения сексопатологии! Что же там должно быть? - Очищение, символическое очищение. Подразумеваются духовные подвижки, но описываются физические, грубо говоря, процессы. Березин этот момент (как и многие прочие) мастерски выводит. Его героиня идет в ванную, принимает душ. В тот самый момент к героине обычно подходит главный герой. Она, конечно, загораживается чем ни попадя, но он, все равно, видит главное - темный треугольник внизу. Так у Березина. А Боровой счел, что эякуляцией процесс любви завершается. Что по этому поводу я могу сказать? Меньше надо читать книжек про ЭТО. Они вводят писателя в заблуждение.

 

Таким образом, ключевая сцена рассказа про любовь решена слабо. Я не говорю о душевных метаниях героя, выражавшихся в частности в том, что он обзывал героиню шлюхой. Может быть, его замечание было справедливым, нам остается только верить автору на слово, так как он всецело сконцентрировался на герое, а портрету (не внешнему портрету, а образу) женщины внимания не уделил.

 

Подробный разбор основной сцены в любовной истории я предпринял, видимо, напрасно. В типовом до такой безобразной степени сюжете самым сложным делом является достижение новизны. Помнится, на обсуждение в ЛИТО был выставлен рассказ Андрея Цунского "Казенный домовой". Тема буквально та же: она ушла от него и не вернулась. Но "Домового" читаешь до конца и только потом понимаешь, что тема-то избитая. А тут, при всей святости несчастной любви, чувствуешь, что "это уже было". То есть все на свете уже где-то было по несколько миллионов раз, но ощущения "это уже было" у читателя не должно возникать.

Ну, а штампы и тавтологии на фоне названных выше недостатков не так важны, хотя их тоже можно было бы выправить: "совершаются совершенно обычные действия", "стоило ей отсутствовать", "это почти удалось, но в этот момент" и так далее.

 

 

Осенние фото.

(Роже Шольден)

 

Подозрение, что автор молод появилось в самом начале, когда я прочел это: "И мальчишка-почтальон, который никогда не принесет мне ни письма, ни телеграммы". Печальная и усталая интонация, напоминающая известного "полковника, которому никто не пишет". Следом, почти сразу, читаю: "Вести записки от третьего лица о себе - что может быть нелепее?" Соглашаюсь с автором, уже уверенный, что впереди меня не ждет литературный сюрприз. Потом автор рассказывает о бабушке, о кошечке, о танцульках, о похмелье, о встрече с девушкой, о сексе, о расставании с любимой и оставленных случайно фотографиях. О том, что, скажем, "усталого полковника" не интересовало и интересовать не могло. Ощущение, что я видел мальчика, переодетого наспех в старика. Для разового выступления на самодеятельной сцене. Штампов, как и у господина Саверского, предостаточно. Но, кроме того, попадаются и такие предложения: "А рука тем временем сама собой подхватила зверюшку за шиворот и на вытянутой себе повлекла его к подъезду".

"На вытянутой себе" - это грандиозно!

"О'ХАЙ!"

Почту кидать сюда

"Русский переплет"