О'ХАЙ!

 


 

Нечипоренко Юрий.

 


Рыжий сенатор.

Интереснейший опыт своеобразного беллетристического исследования жизненного пути одного из наших современников. С самого момента рождения прослежены все трансформации обычного, казалось бы, советского во всех отношениях человека. Кто был ничем, то стал сенатором и лицом, приближенным к импера: к президенту. Сюжет - он же сама жизнь.

Кто такой этот рыжий сенатор? Вместо "рыжий" можно подставить какой-нибудь условный образный синоним вроде "лопоухий", например. А использованную для персонажа фамилию Мостовой (сборщик налогов на мосту) можно истолковать как профессию, - главный мытарь страны. А тогда уже несложно будет догадываться... да не нужно этого. Неважно, кто он на самом деле, какая его настоящая фамилия, кто явился прообразом. Речь не о политике и даже не о человеке. Речь идет об эпохе, которая, вроде бы, прошла. Произведение выполнено не совсем в традиции русской беллетристики (тут почти публицистика, почти, но:). Не прошло не то что бы ста лет, но и вообще ничего не прошло с момента последнего назначения главного персонажа в государственной номенклатуре. А уже повесть написана про это. Почему автор пошел на такой шаг? Да потому что не в Мостовом дело, а в нас.

"Летун", сменивший десятки профессий и мест жительства успел недолго побывать в каждой ипостаси, и читатель неизбежно столкнется с легко узнаваемыми переживаниями, которые экономно, но ярко нарисованы в повести. Политические страсти начала перестройки захлестывали многих из нас. Так что весьма и весьма узнаваемые эмоциональные состояния мы видим у главного героя и у сопутствующей ему переменной свиты. Что же сказать еще об этой повести? - Прочитайте ее, загляните в зеркало, - узнайте себя.

А пару слов про авторский язык сказать все же стоит.

Повесть была мне представлена как то ли детская, то ли подростковая. Но вот тема мне таковой не показалась вовсе. Провести корректную выборку при опросе детей я не мог, но детской, повторюсь, эта повесть мне не показалась. Вот язык? - Да. Есть в нем дидактически выверенные приемы, обращения к читателю (обращения с читателем). Но почему же обязательно детская? Дидактика и в отношениях со взрослыми требуется. Как говаривал наш общий советский дедушка Ленин: "Воспитывать народные массы на их собственном опыте". Вот и получается такое воспитание. И мы, прочитав повесть, зададимся теперь вопросом: зачем мы так всерьез воспринимали эту запоздалую революцию со свержением номенклатуры. Она нас раздражала? Но ведь номенклатура (и это справедливо замечает автор) - образ нашей мысли, неотъемлемый атрибут. Мы без нее не можем. Мы ее снова и снова воспроизводим. Чего мы добились своей революцией? - Мостовой, наконец, попал в нее, в номенклатуру: А мы? - А мы читаем повесть про это.

Так я хотел сказать об авторском языке. Да, он есть. Игра словами, точнее их содержаниями, придает повествованию легкость. Из словесной игры рождаются особенности композиции. Игра продолжается в периодических отступлениях от основной линии повествования и в смене имени героя. Автор как бы говорит нам: не прикипайте к фамилии Мостовой и не ищите ее в справочниках аппарата президента, нет ее там. В себя лучше загляните.

Легкость языка сочетается с ироничностью. Когда читатель вдруг находит в судьбе героя какую-то перекличку со своей судьбой, начинает волноваться по этому поводу, то автор в тот самый момент напоминает своей еле заметной иронией, что не надо так сильно увлекаться собственными воспоминаниями. Мол, в конце концов, это не документальная повесть, а как бы все-таки выдуманная. Этакая сказка про политическую карьеру. Не смотря на важный статус что-то остается несерьезное в главном герое, какая-то насмешка над действительностью. Ее, эту насмешку, читатель постоянно чувствует через авторский язык.

Все-таки взрослая это повесть скорее, чем детская или подростковая.

На что бы я обратил внимание автора, как на недостаток?

Буквально на первой странице читаем: "С монголо-татарской любви начинается история Ига". Мне кажется, что даже в таком нейтрализованном виде не стоит употреблять термин, ставший в XIX веке результатом злостной фальсификации отечественной истории прозападно настроенными представителями российской интеллигенции. Ведь не было никакого монголо-татарского ига! Не надо и слова этого применять (в отношении татар).

А в остальном не считаю возможным критиковать предлагаемую повесть. Ее надо просто прочитать.

Текст повести можно найти здесь

 Две собаки.

Добросовестная зарисовка с натуры, весьма интересная, видимо, автобиографическая, снабженная рассуждениями о существе жизни. Рассказ преимущественно о собаках, но все же больше о людях, о душевных томлениях и о тщетных попытках человека превзойти самою природу (удаление гланд).

Три женщины.

Что можно было подумать о рассказе по одному только названию? А на самом деле не про ЭТО. Три женщины - неплохая зарисовка о женщинах, но все три какие-то не совсем женщины по сути своей: одна - каменная Крупская на бульваре; другая - охранница из зоны с внематочной беременностью, способная родить ничто; третья - диссидент, борец за свободу. Первая - подруга вождя, а их ребенок - урод СССР. Вторая - умеет стрелять из пистолета, но ее дитя мертво еще до рождения. Третья - стреляет в режим стихами, за что и погибает. Конфликт рассказа в том, что все три женщины - совсем не женщины.

Растрепа.

Образ растрепы диктует соответствующий стиль растрепанного рассказа, в котором суть и конфликт присутствуют, но они неуловимы, растрепаны, ибо невозможно понять, почему же она все-таки съехала из страны. То есть здесь форма изложения и суть адекватны.

Юрий Нечипоренко - представитель интуитивной литературы, наполненной томлением, грустью, но и жизнью тоже. Однако читать приятно, авторский язык прост и понятен.

 

Московский круг. Сборник повестей и рассказов. Московский рабочий, 1991 г.

"О'ХАЙ!"

Почту кидать сюда

"Русский переплет"