|
|
Стругацкий Борис. |
|
Поиск предназначения: Постараюсь в меру возможностей избежать ожидаемых от меня моим предполагаемым читателем оборотов речи типа: "Мы говорим - Эпоха! Мы говорим - Эра!" Во-первых, это и без меня всем ясно, что эра с эпохой созданы в русской литературе братьями Стругацкими. Во-вторых, сейчас у меня несколько иная тема. Я собираюсь рассматривать не братьев с их творчеством, а вещь современную, созданную к середине девяностых годов, написанную совсем другим писателем, а именно, С. Витицким . Не знаю, удастся ли мне выделить его в чистом виде. Действительно ли Витицкий и известный читающей публике с незапамятных времен Борис Стругацкий - это два разных человека? Да, как говорят в Одессе, это две большие разницы. И дело не в том, что физически он представляет собой один живой организм. Это два разных писателя."Поиск предназначения:" с первых же страниц производит устойчивое впечатление прозы реального времени, образчика серьезной русской словесности. В процессе чтения, я не раз переворачивал книгу, поворачивая ее обложкой вверх, пытаясь удостовериться, что не перепутал книжку, что взялся читать не Распутина и не Астафьева (вру: первый раз я читал эту вещь в электронном виде и потому не мог поворачивать ее обложкой ни вверх, ни вниз). Ну, не Астафьев, конечно, не Распутин. Уж и пошутить нельзя! Но что-то в этом роде получилось, если сравнивать с "Багровой планетой" или с "Обитаемым островом". К своему удивлению я заметил, что "Поиск предназначения:", написанный Борисом Стругацким без брата, по стилю, по особенностям языка, по тематике больше похож на "Дьявол среди людей" и "Подробности жизни Никиты Воронцова" Аркадия Стругацкого, чем на написанные ими совместно "Улитку на склоне" или "Далекую Радугу". (Во я дал! Рядом поставил "Улитку" и "Радугу"! Ну я сказал! Как язык только: то есть пальцы на клавиатуре повернулись такое сделать. Прям богохульство какое-то!")Короче, что я хочу сказать? "Поиск предназначения:" - это проза совершенно иного качества, чем все фантастические произведения братьев Стругацких вместе взятые. Конечно, роман насквозь пропитан мистицизмом, но это обстоятельство не делает его менее жизненным, реалистичным. Существование некой скрытой силы, оберегающей Красногорова от случайной гибели, не более фантастично, чем примочки Воланда у Булгакова. Не более, но и не на много менее. Проза в режиме реального времени (помните, когда-то появление этого режима в персональном компьютере стало настоящим событием) забивает собой все мистические ростки, покрывает все остальные пласты особенно в таких местах романа, как описание блокадных дней в городе или бесед Красногорова с Виконтом. Первая часть "Счастливый мальчик" читается как роман (Да это и есть роман! О чем спор?). Допрос у следователя КГБ, ощущения допрашиваемого и стиль работы доблестных внутренних органов предельно реалистичны, почти что кожей чувствуешь обстановку в казенном доме, на допросе, на очной ставке. Но иногда старый и хорошо знакомый публике фантаст вдруг всплывает на поверхность, и тогда на читателя волнами набегают смутные чувства: "То-то я гляжу: куда Наполеон, туда и Бонапарт!" Один раз меня аж досада разобрала: ну зачем тут-то это фантазерство, что оно прибавляет к роману?! Это, например, про прыгающий автомобиль. Как там у Чехова сказано: "Если в первом действии на сцене висит белье, то во втором оно должно высохнуть". Или не про белье у Антон Палыча. Неважно. Белье-то не выстрелило, то есть автомобиль рояли не сыграл. В более фантастических и инопланетных работах герои Стругацких пользовались самыми простыми, земными транспортными средствами. Вон даже в "Обитаемом острове" после взрыва телецентра Мак Сим удирает на обычном автомобиле без прыжковой функции. В "Улитке на склоне" в лес ездил обыкновенный грузовик, а Тузик запустил в трясину такой мотоцикл, который, подражая выражению из "Поиска предназначения", я бы назвал мотоциклус вульгарис. До сих пор не могу понять, зачем нужно было прозу реального времени, в меру пропитанную мистицизмом, перегружать мелкими техническими фантазиями.Но это все мелкие детали. А по крупному главным в романе является то, что он в необычной, экстравагантной форме показывает превратности отношений двух людей, двух друзей с черти знает какого времени. Вдруг оказывается, что твой друг в тайне от тебя делает колбасу из людей, из тебя и твоей погибшей возлюбленной, из таинства дружбы и любви, из святого и высшего. Два несовместимых человеческих предназначения совместились в пространстве. Если Красногоров всю свою жизнь готовится совершить какой-то невиданный божественный поступок, то его закадычный друг постоянно и непрестанно совершает нечто дьявольское. Любовь Бога к Дьяволу! Нехило замешано!И дело не в оригинальности сюжета (последние пять тысячелетий свежих сюжетов не появлялось, все имеющиеся только повторяют друг друга), а в неповторимом особенном воплощении уже давно бывалого. Лучшему ученику Бог поручил самую ответственную миссию - предать. Нет, тут наоборот: лучший ученик, друг последователь оказался воплощением дьявола Иудой. Многогранность, многоплановость, неисчерпаемость произведения - вот что отличает выдающихся от всех остальных, они тем и выдаются. Здесь это есть, что-то смутное, но потрясающее неясной догадкой, ощущением великого открытия. Персонажи романа долго еще продолжают жить в памяти читателя. Думаю, что в какой-то момент рука писателя перестала их контролировать, и они вдруг зажили своей жизнью. В романе можно прочитать то, чего автор сознательно не закладывал. Такое происходит как раз из-за многоплановости произведения, когда его создатель вынуждено обрывает повествование разных сюжетных линий, не имея физической возможности довести все их до конца. Да это и не требуется, иначе читателю нечего будет домысливать, фантазировать вслед за автором. Когда я читал "Поиск предназначения", меня не покидало ощущение, что знакомлюсь с произведением какого-то нового неведомого мне прежде автора, то есть ощущение открытия. Что еще можно сказать о романе в качестве вывода? Что же показало произведенное мной вскрытие на заданную тему? А выяснилось, что С. Витицкий - это вовсе не Аркадий и Борис Стругацкие, это совсем иное. В жизни писателя произошло нечто поистине мистическое, сдвиг глубинных пластов. Вывод поражает материалистическое, еще совсем недавно марксистское воображение, местами разъеденное импортной фэнтази: оказалось, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс - не муж и жена, а четыре совершенно разных человека. Текст романа можно взять где угодно в бумажном и в электронном виде. |